Надежда человечества и отчаянье пожертвования. Красные цветы распускаются в её устрашающем взоре.
Грёзы, которые снились ей днём, всегда были тёплыми и светлыми. Бегать по лужайке, держать на коленках котёнка. Спина её отца, булочки, приготовленные матерью, ряды растений в оранжерее… Сны, приходившие ночью, отличались от дневных.
Как странно, думала Халуа, каждый раз просыпаясь ярким полднем. Всё, что она забывала пока бодрствовала, она видела во снах. Видеть всё так ясно, хотя этого больше нет…
Её мать и отец погибли из-за несчастного случая. Котёнок ещё может быть жив, но он уже давно перестал быть котёнком. С того момента прошло два года. Она была уверена, что теперь другая семья живет в доме с оранжереей.
Всё, что у неё осталось это Эмиль, с кем она играла в догонялки на лужайке. Её младший брат – единственный, кто был с ней с самого рождения, все эти десять лет.
“Ты проснулась, Халуа?”
“Мастер…”
Светлые, тёплые воспоминания исчезли без следа. Она даже не помнила, что ей снилось.
“Ты вся в поту. Наверное, стоит сменить одежду на летнюю.”
Мастер достала платок из её кармана и протёрла шею и лоб Халуа. Тогда она разбудила Эмиля, который спал возле неё.
“Ты тоже просыпайся, Эмиль. Пора перекусить.”
“Что у нас сегодня, Мастер?”
“Опять?” подумала она, услышав ответ о том, что будут бисквиты и кокос. Бисквиты, рисовые крекеры и пирожные: только эти три вида сладостей давали им. Всё же это “Учреждение” и тут нет матери, которая бы делала разные сладости каждый день. Халуа знала, что глупо даже спрашивать.
Но взрослые думали, что дети радуются любым сладостям, пока их дают. Просто потому что это сладости. И ей не оставалось ничего, кроме как подыгрывать им.
Эмиль, в отличие от Халуа, был “совсем ребёнком”. Сегодня, как обычно, он радостно разложил на тарелке бисквиты в форме букв и думал, с какого начать, пока, наконец, не съел один.
Бисквиты не были особенно вкусными, но смотря как Эмиль ест их, она гадала, может они такие же на вкус, как и те, что делала её мать. Почему-то раздраженная, Халуа решила дать сестринское наставление.
“Не играй с едой.”
“Но…”
“Ты и разложил их неправильно. Пропустил букву “Е” в слове “Здесь””.
В учреждении Халуа и Эмиль обучались не на родном языке. Тут говорили на японском. В последний раз они слышали язык, на котором говорила их мать, более двух лет назад. Нет ничего удивительного в том, что Эмиль забыл какое-то слово.
“Смотри, вот как оно пишется.”
Халуа взяла бисквит в форме буквы “Е” со своей тарелки и положила на тарелку Эмиля. Он тут же заулыбался.
“Ты самая лучшая старшая сестра, Халуа.”
Мастер, державшая чашку кофе, улыбнулась. Во время перекуса она всегда сидела за одним столом с Халуа и Эмилем, пила кофе и общалась с ними. Когда она была в учреждении, они и ужинали вместе. Иногда она читала им на ночь, а утром всегда приходила и будила их. Она была будто настоящая мать.
“Я – единственный ребёнок в семье, потому я очень вам завидую.”
Правда ли? Так ли она думала? Они не покидали учреждение ни разу, и скучно проводили тут день за днём. И жили так уже два года. Чему тут было завидовать?
Кроме того, в учреждении всё было странным. Халуа любила читать, и знала, как выглядят приюты, куда забирают детей, у которых нет родителей.
Множество детей в здании, напоминающем школу, где есть комната с множеством кроватей, и где десятки детей вместе едят в большом обеденном зале…
Когда её впервые привели в учреждение, с ней в комнате было шесть других детей. Было множество детей того же возраста, что и она. И они ели в большом зале все вместе. Может это и был настоящий приют. Один за одним, дети, с которыми она делила комнату, исчезали, и был большой поток новых детей, что не очень-то нормально.
В конце концов, поскольку Халуа и Эмиль разговаривали на чуждом другом детям языке, их перевели в это место и дали собственную комнату.
Если задуматься, то это тоже странно. Халуа и Эмиль вообще не знали японский. После перевода сюда, каждый день им проводили занятия, но велись они на японском.
Даже сами уроки были подозрительными. Не такими, как в школе. Всё, чем они занимались – отвечали на вопросы, стоя перед машиной. Больше похоже на тест, нежели на урок. Иногда “уроки” походили на игры.
Что-то было явно не так с этим местом. Они почти не видели других детей. Единственными людьми в учреждении были взрослые в белых халатах, как у Мастера.
“Что такое?”
Мастер посмотрела на Халуа, которая внезапно встала с испуганными глазами. Она убежала за Мастера и спряталась за её спиной.
“Мама…”
Она услышала тихий смешок. Мастер отодвинула стул, повернулась и обняла Халуа.
“Ты такая избалованная, Халуа.”
Руки, которыми она гладила её голову, были такими мягкими. Они были маленькими, как у её настоящей матери.
“Так не честно! Я тоже хочу!”
Халуа услышала, как Эмиль встал и Мастер, смеясь, сказала “Ладно, ладно”.
Мастер, ты на нашей стороне? Могу я верить, что ты отличаешься от остальных взрослых?
Её идеально выглаженный белый халат пах химикатами. Моя мать никогда так не пахла, подумала Халуа. Может из-за этого запаха она не могла ей полностью доверять? Или потому что Мастер была такой же, как и остальные взрослые.
“Ты любишь меня?”
“Да, я люблю тебя, Халуа. И тебя, Эмиль.”
Тогда будь за нас. Не предавай нас… Защити меня. Повторяла Халуа, всё сильнее прижимаясь лицом к белому халату.
После вечерних замеров температуры и чтения книги, настало время спать. Очередной длинный и скучный день подошёл к концу.
Хотя каждый день был как этот, Эмиль всегда улыбался. Он считал облака, проплывающие по небу, смотря на них из окна. Тыкал случайные клавиши на пианино, стоящем в углу. И рисовал один и тот же рисунок день за днём.
Эмиль даже не задумывался о том, что это не приют, о которых пишут в сказках, а место, где творится что-то плохое.
Для Халуа это было источником беспокойства. Она хотела, чтобы Эмиль улыбался. Но не могла не беспокоиться о том, какой он беззащитный. Потому она считала, что должна быть на стороже вдвойне, за них обоих. И относилась враждебно ко всему.
Какие “уроки” у них проходили, что они пили и ели, каких взрослых встречали, о чем они говорили. Она хотела записывать всё, чтобы не забыть. Но не могла. Скорее всего, они находились под наблюдением.
Когда их только перевели сюда, она специально сделала вид, что у неё болит левый глаз. Когда она была одна в комнате, она нахмурилась и нажала на глаз. Естественно, она держала это в секрете от Мастера и Эмиля.
На следующий день её глаз тщательно исследовали, несмотря на факт, что инцидент с глазом случился когда она была в комнате совсем одна.
“Ты спишь, Эмиль?”
“Ммм?” ответил сонный голос. Она нежно дотронулась до руки Эмиля.
Когда их переводили в это здание, изначально планировалось разделить их по разным комнатам. Она настояла, что они не смогут спать раздельно. После того, как она целый день плакала, им всё же разрешили иметь одну комнату.
Будь осторожна. Не доверяй взрослым.
Она не могла сказать это вслух. Она была уверена, что их подслушивают. Но она загадала желание, сжимая его руку. Она очень желала, чтобы он мог слышать её мысли.
На следующий день она с самого утра имела плохое предчувствие. Что-то было очень неправильно.
Когда Мастер сказала, что вместо утренних уроков они пройдут физический осмотр, то чувство превратилось в уверенность. Ничего хорошего из этого смотра не выйдет.
Она вспомнила, что ещё до перевода в это здание несколько детей всегда исчезали после “физического осмотра”. Именно после такого осмотра их переместили в это здание. Возможно, их держат определенное время, и потом куда-то перемещают. Возможно и сейчас их снова переведут. Разделят с Мастером.
“Что случилось. Халуа? Тебе не хорошо?”
Придя в себя, она поняла, что перед ней стоит Мастер и смотрит на неё с беспокойством. Рука, которой трогали её лоб, была такой успокаивающей, что Халуа чуть не заплакала.
“Мастер, Я…”
Я не хочу снова переезжать. Я не хочу, чтобы со мной что-то делали. Но она не могла сказать этого. Всё же она не могла доверять Мастеру полностью. Она могла называть её “Мама” и обниматься с ней, но в глубине души она знала, что не может положиться на Мастера.
Халуа удивлялась тому, что Эмиль не расстроен из-за проверки. Даже забор крови прошёл нормально. Было чуть больно, но она знала, что это за процедура.
Но когда присоединили холодные всасывающие штуки по всему телу и подключили её к незнакомым машинам, ей стало тяжело это выносить. Её поместили в коробку, сделанную из машин. Она хотела вырвать все эти всасывающие штуки и убежать.
И когда она решила, что больше не может это терпеть, проверка кончилась. Обычно, после таких осмотров один из взрослых говорил, что она может вернуться в свою комнату.
Сегодня было по другому. После того, как её отсоединили от проводов, ей сказали зайти в следующую комнату и переодеться для занятий. Кроме того, Эмиль, который должен был быть в этой комнате, отсутствовал.
Встревоженная, она стала всхлипывать, тогда женщина в белом открыла дверь и поторопила её. Она выглядела неприятно и одновременно напоминала и не напоминала Мастера.
Смежная комната была большой и пустой. Странные схемы были нарисованы на стенах и полу. И по центру стоял один большой стул. Толпа взрослых в белых халатах стояла вокруг этого стула. Один из них сказал ей сесть. До того, как она успела ответить, другой взрослый усадил её. Стул был металлический и холодный.
“Не перенапрягайся. Во время проверки мы выяснили, что у тебя серьезная болезнь.”
Голос был добрым, но она не знала, кто из взрослых говорит. После ей надели повязку на глаза. Она пыталась сорвать повязку, но её руки и ноги держали.
“Если мы не проведем операцию прямо сейчас, то твоя жизнь будет в опасности.”
Это ложь, подумала она. Я в полном порядке. Ничего не болит, у меня нет температуры. Желудок в норме и у меня нет кашля.
“Эмиль! Где ты!?”
“Мы не можем позволить инфекции распространиться. Потому Эмиль вернулся в комнату. Не беспокойся.”
Я беспокоюсь не об этом. Нужно срочно вызволить Эмиля из учреждения!
Она звала и звала Эмиля, но вскоре впала в отчаяние. Ей закрыли рот, и как бы она не кричала, никто её не услышит…
Она чувствовала запах антисептика. Почувствовала холодное прикосновение, и рука отозвалась болью. Ей что-то вкололи. Когда её удивленный вскрик затих, она услышала разговор взрослых.
“Она уже шестая. Мы не можем терять больше подопытных…”
“Нет. В этот раз мы добьемся успеха.”
“Если у нее останется хоть немного самосознания, это может…”
О чем они говорили? Что они имели в виду под “Шестой”? Что значило “если что-то там осталось”?
“Даже если эксперимент провалится, то у неё есть брат, да? Прямой родственник должен подойти.”
Она почувствовала, как кровь стынет в жилах. Они собирались убить и Эмиля тоже.
Мастер, помогите. Спасите Эмиля!
Крик не материализовался, была только тьма.
Халуа слышала голос, зовущий её по имени. Это была не мать, и не отец. Это даже была не Мастер.
Кто это может быть? Эмиль зовёт её только “сестра”. А, точно. Один из взрослых зовёт её. Ей давали какие-то указания. Может, это будет не так плохо, как физический осмотр. Стоп… Она же только что прошла осмотр?
Да, а когда она попробовала вернуться в комнату… Нет, она не вернулась. Она не смогла.
В миг, её воспоминания перемотались. Халуа вырвалась. Она осмотрелась. Это была та комната. Со странными схемами на стенах и полу… Но что-то было не так.
“Халуа. Ты меня понимаешь?”
Она повернулась на звуки голоса. Там никого не было.
“Я здесь.”
Теперь голос шёл с другой стороны. Она снова повернулась, но никого не было. Будто она могла только слышать голоса. Тогда она и поняла, почему она чувствовала себя странно.
“Великолепно! Это успех.”
Игнорируя голоса, Халуа посмотрела вниз на свои ноги. Пол был очень далеко. Естественно – всё это время она находилась на большой высоте. Казалось, будто её поставили на что-то длинное. Но она понимала, что дело не в этом.
Ноги выглядели как кости скелета, которого она видела в иллюстрированной энциклопедии. Такие же были и руки, их цвет напоминал гниющее дерево. Что-то было обволакивало её тело, но она едва могла видеть что.
Что… Что это?
Она пыталась снять то, что обволакивало тело, но оно было слишком тугим.
Рука… двигается?
Медленно, она попыталась поднять руку. Она поняла, что может двигать ей как пожелает. Она стала двигать пальцами. Большой, указательный, средний…
Может ли… Может ли быть?
Странный голос продолжал говорить вещи типа “Экспериментальное Оружие Номер Шесть” и “Надежда человечества”, но ей было плевать.
Она попробовала встать. Но не могла двигаться. Тогда-то она и поняла, что то, что обволакивает её – это её собственное тело.
Нет! Нет! Это не моё тело!
Халуа билась. Она хотела убежать. Убежать от этого тела. Она бесполезно молотила ногами.
Бестелесный голос сменился успокаивающим тоном.
Заткнись! Заткнись! Заткнись!
Она ударила стену изо всех сил. “Остановись”, слышала она паникующие голоса, но она не собиралась подчиняться. Она снова ударила по стене. Почувствовав сильную реакцию в руках, вместе с тупой болью, она, наконец, поняла.
Это… Это моё тело. Эти монструозные руки и ноги принадлежат мне.
Неуверенно, она положила ладони на лицо. Оно не чувствовалось человеческим. На самом деле, она даже не была уверена, что это лицо. Всё, что она знала, что она уже не человек.
Я больше никогда не увижу Эмиля. Если он увидит меня такой, то испугается и убежит, это точно. Эмиль такой трусишка.
Думая об Эмиле, она вспомнила ещё кое-что: “Даже если эксперимент провалится, то у неё есть брат, да? Прямой родственник должен подойти.”
Взрослые в белых халатах так же говорили “Это уже шестой.” До этого голос сказал “Экспериментальное Оружие Номер Шесть”. Значит, ещё пять детей до неё были превращены в такое.
Возможно, что дети из здания, в котором она была сначала, постоянно исчезали из-за подобных экспериментов над людьми. Из детей выбирали подходящих, чтобы стать экспериментальным оружием, и переводили в другое здание.
И, похоже, Халуа была первым “успехом”. А значит, что они поняли процедуру, по которой создавать таких, как она. И Эмиль им тоже подходит…
Она вспомнила лицо Эмиля. Его невинную, ничего не подозревающую улыбку. Она должна спасти его. Эта мысль превратилась в брутальную мощь.
Разорвав свои оковы, Халуа встала. Она выбила дверь в углу комнаты. Сначала нужно выбраться отсюда, но с таким телом, она не пролезет в дверь, сделанную для людей. Потому она вырвала ещё и стену.
Зазвучала сирена. Металлические ставни покрыли стены. В спешке, Халуа пыталась остановить их руками, но что-то вроде невидимой силы оттолкнуло её.
Она вспомнила, что теперь она “оружие”. Она была монстром такой силы, что один только удар по стене, вызывал трещины. И пнув тяжелую дверь она легко вышибала её. Нет таких идиотов, которые позволили бы ей свободно передвигаться. Дикое животное должно содержаться в цепях и клетке.
Эти металлические ставни, видимо, часть какой-то специальной системы. Что-то, что не может уничтожить даже “Экспериментальное Оружие”.
Внезапно, комната погрузилась в темноту. Свет выключили. Сирена затихла и стало тихо. Она была заперта. Они остановили сирену потому что решили, что Халуа не сможет выбраться.
Она снова попробовала дотронуться до стены. Казалось, будто синие фейерверки вспыхнули в темноте. Халуа получила сильный заряд, который отбросил её.
Я не сдамся. Я защищу Эмиля. Я не могу сдаться!
Её руки, ноги, всё тело скрипнуло, её пронзила дикая боль. Белая пелена застлала зрение. Что-то взорвалось.
Неожиданно, её тело стало лёгким. Противодействующая сила исчезла и её конечности освободились. Не было больше ни полной темноты, ни белой пелены. Зрение пришло в норму.
Пронзительная сирена зазвенела, вернув её в чувства. Стена была разбита и она вышла наружу. Никто не пытался преградить ей путь. Видимо, они не ожидали, что Халуа выберется из комнаты.
Возможно, они даже не представляли, что она выберется из оков. Она вспомнила паникующие голоса, приказывающие ей остановиться.
Ставни были по всему коридору, но в сравнении со стенами, они были словно бумага. Халуа легко пробилась сквозь них.
Я должна уничтожить их, уничтожить всё в этом учреждении. Я не позволю им превратить Эмиля в монстра. Я должна уничтожить всё, связанное с экспериментальным оружием.
Первобытная сила буйствовала в ней. Она выпустила её, превратила в клинок, режущий всё на пути. Только взглянув на стену, преграждающую ей путь, она превращала её в пламя. Просто пожелав, Халуа могла уничтожать вещи множеством различных необычных способов.
Теперь, когда она больше не могла зваться человеком, она поняла, что обладает невероятными способностями. Взрослые хотели использовать эти способности, чтобы сражаться с чем-то? Они думали, что смогут использовать послушных детей?
Взрослые в белых халатах метались в панике среди разрухи и клубов пыли. Она не могла позволить уйти никому. Халуа брала тех, кто ближе к ней и сжимала. Будто спелые фрукты, они лопались в её руках, не оставляя следов.
Где Эмиль? Где Мастер? Может она взяла Эмиля и сбежала.
Нет, Мастер бы так не сделала. Она знала, что тут происходит. Знала, что нас растили, чтобы превратить в монстров. В конце концов, она такая же, как и остальные взрослые. Она была не больше, чем нашим добрым стражем.
В какой-то момент Мастер появилась перед ней. Всё в том же белом халате она стояла перед Халуа и смотрела на неё.
Я хотела ей доверять. Я была так счастлива, когда она сказала, что любит меня. Мне нравилось слушать её голос, когда она читала нам.
Губы Мастера двинулись. Кажется, будто она звала Халуа и говорила, как ей жаль.
Я не могу простить тебя!
Она была так зла, что почти потеряла над собой контроль. Её сердце сжалось, будто готовилось взорваться.
Со всей силы она сбила ту, что стояла перед ней. Белый халат влетел в стену, став красным.
Ты лгала! Я ненавижу тебя!
Халуа всхлипывала и кричала. Ни слёзы, ни крик не выходили. И всё же она плакала. И всё же она кричала.
Плача, она увидела своё отражение в закалённом стекле. Её лицо, круглое, с красными глазами, было лицом монстра. Странно, но она не чувствовала грусть. Более того, это было комично. Она плакала не из-за внешности. Она плакала из-за…
Беги, Эмиль! Уходи далеко отсюда, туда, где нет взрослых в белом, нет Мастера.
Как много времени прошло? Кажется, будто много дней, но на самом деле только миг. Всё в учреждении было превращено в руины. Будет ли достаточно просто уничтожить всё? Она надеялась на это.
“Сестра?”
Она думала, не послышалось ли ей. Никто бы не назвал такого монстра своей сестрой. Она повернулась. Без сомнения, это был Эмиль. С печальным выражением лица он протянул к ней руку.
Забыв, как она выглядит, Халуа побежала к нему. Нам нужно выбраться отсюда, Эмиль. Прямо сейчас. Давай уберёмся отсюда как можно дальше.
Она хотела бежать к нему, но её ноги не двигались. Они начали превращаться в камень. И не только ноги: всё её тело каменело.
Естественно, она чувствовала, что может легко освободиться. Она знала это. Это не потребует много сил. Но…
“Сестра, я…”
Эмиля превратили в оружие. Так же, как и её. Он выглядел как раньше, но получил ужасающие глаза, которые превращают что угодно в камень.
Я не смогла тебя защитить. Я хотела, но…
Что-то снова защемило в сердце. Была ли это злость? Грусть?
“Извини.”
Теперь всё в порядке.
Халуа улыбнулась. Её лицо уже превратилось в камень и она не знала, может ли она вообще улыбаться таким лицом. Но её человеческий разум угасал. Она знала это.
“Твоя магия слишком сильна, потому… Они сказали запечатать тебя. Ты очень опасна. Извини.”
Даже просто видеть лицо Эмиля, готового расплакаться, приносило боль. Пожалуйста. Преврати меня в камень. Если ты не сделаешь этого, я выйду из под контроля. Не дай мне очнуться вновь…
Какого цвета будут её сны, когда она станет камнем?
Голос Эмиля, зовущего её, становится всё дальше. Халуа отдалась холодному сну.